История шахматной музыки

С 1986 года мы с Шакаровым стали работать над шлифовкой программы Chessbase. Я хорошо помню и первые версии ныне самой популярной в среде профессионалов программы, и первые версии знаменитого ныне «Fritz». Работая рядом с Гарри, я получил возможность общения со многими интересными людьми, не только с шахматистами. Однажды меня познакомили со Степаном Пачиковым, известным в то время программистом. Это очень интересный человек с неординарным мышлением. Я рассказал ему об алгоритме и о разговоре с Ботвинником. Степан сразу поддержал мою идею и сказал, что у нее большое будущее, но при этом уверял меня, что реализовать ее у нас в стране сейчас невозможно. «Ты должен уехать в Америку, там ты быстро найдешь людей, которые помогут реализовать этот проект». На такой «подвиг» я так и не отважился. В стране набирала обороты перестройка, да и железный занавес все еще был очень плотным. Даже сейчас у меня нет уверенности, что я поступил правильно, не послушавшись совета Пачикова. Сам Степан вскоре создал фирму «Параграф», разработал и внедрил интересную лингвистическую программу для портативных компьютеров, и вскоре уехал в Америку, став преуспевающим бизнесменом. 

В конце 1986 года я был на ленинградской половине матча на первенство мира. Поначалу матч складывался для Гарри вполне благополучно, но затем последовала серия труднообъяснимых поражений и счет в матче сравнялся. Я приехал в Ленинград вместо выбывшего после скандала Евгения Владимирова. И тогда, и сейчас я уверен, что Евгений не мог «сдать» секреты дебютной подготовки . Женя человек неординарный, очень талантливый, и на такое грязное дело не способен. Это вообще очень запутанная и неприятная история. Думаю, что если нам будет суждено когда-либо узнать ее подробности, то это должны сделать или сам Гарри или его мама, которая владеет всей полнотой информации. 

Резонно спросить, а что думал сам Гарри о музыкальном проекте. В первые годы нашего знакомства он не мог серьезно думать ни о чем кроме подготовки к очередным турнирам и матчам с Карповым. Как-то Гарри спросил, есть ли у меня другая мечта, и я сказал, что очень хочу создать международную шахматную академию, в которой могли бы учиться талантливые юноши и девушки со всего мира. «Я тебе обещаю, что эту мечту ты сможешь реализовать» пообещал Каспаров, а вот к разговору о шахматной музыке возвращаться не хотел. «Сейчас не время для этого, подожди немного» говорил Гарри. Втайне я продолжал надеяться, что рано или поздно и эта моя мечта осуществится при его поддержке. 

Начало 1988 года ознаменовалось трагическими событиями в Сумгаите и внезапной смертью отца жены. В феврале прозвучал первый сигнал грядущего распада страны, который многие не смогли или не захотели услышать. Я понимал, что наша жизнь быстро и кардинально изменится, поэтому решил уехать с семьей из Баку. Мой план с переездом Каспаров не одобрил. «Вот увидишь, все образуется, не надо никуда уезжать». Все же я решил уехать, тем более что такое же решение принял мой друг Размик, и ему необходима была поддержка. Так мы оказались в Армении, куда меня часто приглашали приехать и поработать с талантливыми детьми. В октябре мы все предварительно обсудили, а в конце ноября уже работали в шахматной школе г.Ленинакана. 

Не прошло и 10 дней, как мы оказались почти в эпицентре страшного землетрясения. Я уже писал немного об этой страшной трагедии в «Чесси», к тому же и сейчас, спустя немало лет память о тех страшных днях тревожно сжимает сердце. Все же о двух интересных случаях мне хочется рассказать. Еще за 3 дня до землетрясения мы с Размиком жили в пансионате недалеко от автовокзала. Поздним вечером мы беседовали, лежа на кроватях. Неожиданно из под шкафа выбежала мышка. Казалось бы, в этом нет ничего необычного, но ее поведение меня насторожило. Мышка встала на задние лапки и стала смотреть прямо на меня. Симпатичная такая, с маленькими бусинками глаз. «Ах ты, чертовка, посмотри, какой цирк устроила» сказал я и пшикнул на нее, делая вид, что встаю с кровати, но удивительная гостья продолжала стоять на задних лапках и убегать не собиралась. Я взял тапок и бросил в стену примерно на метр выше пола, мышка убежала, но стоило мне опять улечься на кровать, вновь вылезла из под шкафа и встала на задние лапки, глядя на меня. «Это очень странно, я не буду здесь жить, завтра же попросим перевести нас в гостиницу» сказал я Размику. «Брось чудить, паникуешь из-за какой-то мышки», но на следующее утро после бессонной ночи я его все же уговорил переехать в гостиницу. В день землетрясения мы побывали на том месте, где располагался пансионат, практически никто в нашем корпусе не выжил… 

В ночь перед землетрясением мы с друзьями вышли из ресторана и решили пройти до гостиницы пешком. Настроение было отличное, мы много шутили и смеялись. Неожиданно у меня возникло желание пойти в церковь. На центральной площади Ленинакана располагались два великолепных храма. Старый был на реставрации, и мы решили постучаться в дверь другого. «Нас могут не пустить» сказал Валера Тарумян, завуч шахматной школы. «Очень поздно, но попросим, раз тебе так неожиданно захотелось помолиться». Интересно, что это было мое первое сознательное посещение церкви. До этого я побывал там лишь в раннем детстве, когда бабушка тайком от отца крестила меня. В церковь нас пустили, мы зажгли свечи, какой-то старец, читавший древнюю молитвенную книгу, сурово оглянулся на нас. Минут через 10 мы покинули церковь, прежнее веселье сменилось тихой грустью. 

Когда мы подходили к гостинице, я обратил внимание на большую стаю собак, сбившуюся в кучу и тревожно-жалобно скулящую.» Странная ночь сегодня» сказал я Размику. «Ну, ты у нас известный фаталист, мистик, вот тебе и мерещится все странное». На следующий день после землетрясения мы пришли к гостинице «Турист», напоминавшую уже разрушенную Пизанскую башню, посмотрели на руины, оцепленные солдатами, и вернулись в центр города. 

Связи с Баку не было, я не мог сообщить родным, что жив и здоров. Семья Размика уже была в Ереване, куда мы с трудом добрались вечером следующего дня. Я решил лететь в Баку, но, приехав в аэропорт, понял, что это бессмысленная затея. Аэропорт был забит до отказа людьми, подойти к кассе было невозможно. Я стоял на втором этаже и сверху смотрел на бурлящую толпу. Внезапно я увидел прямо у окошка кассы своего школьного товарища Юрия Абрамяна. Каким-то чудом наши взгляды встретились, и буквально через несколько секунд Юра закричал мне «Ну где ты пропал, давай быстрее паспорт. Сейчас касса откроется». Юра был не только моим школьным товарищем, но еще и очень приличным перворазрядником по шахматам. Вот где нам пригодились и интуиция, и способность молниеносно принимать неординарные решения. Через несколько часов мы летели в Баку. Из рассказа Юры я узнал, что он обменял свою бакинскую квартиру на квартиру в Спитаке. Вместе с семьей он подъезжал к Спитаку в тот момент, когда началось землетрясение, и весь ужас гибели целого города проходил у него на глазах. 

Родные уже не надеялись увидеть меня живым. Они через знакомых пытались найти меня в Ленинакане, но им ошибочно сообщили, что все, кто находился в шахматной школе, погибли. Через несколько дней вместе с женой и детьми уехал к родственникам в Ростов. 

Прежде, чем окончательно в нашей истории покинуть Баку, мы все же вернемся на несколько лет назад. В конце 1984 года судьба свела меня с юным Эмилем Сутовским. Необычайно одаренный мальчик сразу покорил мое сердце. Как тренер, я понимал, что если Эмиль начнет серьезно заниматься шахматами, то обязательно станет незаурядным шахматистом, но мальчик был настолько всесторонне одарен, и особенно музыкально, что окончательное решение мы с его родителями приняли не сразу. Мама Эмиля прекрасный преподаватель музыки и я уверен, что выбери он этот путь, обязательно стал бы великолепным певцом или музыкантом, и все же мы выбрали путь шахматиста. Сегодня это не только один из самых талантливых шахматистов, но и всесторонне развитый человек. Я старался привить Эмилю классическое понимание шахмат, с самого начала выработать яркий комбинационный стиль игры. Возможно, что в том, что Эмиль пока не входит в мировую элиту, есть и толика моей вины. Я никогда не стремился сделать его характер более жестким, более спортивно-прагматичным, чтобы сохранить главное, чем он был щедро одарен - не только развитым интеллектом, прекрасным воображением, но и необычайной добротой и дружелюбностью по отношению к людям. Очень надеюсь, что когда-нибудь Эмиль сыграет и важную роль в реализации проекта шахматной музыки. Я всегда делился с ним самым сокровенным и с вниманием прислушивался к его мнению. Надеюсь, что не за горами и то время, когда мы сделаем диск с музыкой его великолепных партий. 

Оставив семью в Ростове, я вернулся в Баку и продолжил работу в шахматной школе и сотрудничество с Каспаровым. Обстановка в городе становилась все более напряженной и уже Каспаров с мамой понимали, что надо что-то предпринимать. Один из сборов Гарри проходил на олимпийской базе в Подольске. Там Гарри познакомился с первым секретарем горкома и рассказал ему о планах создания международной шахматной академии. Антонов обещал Каспарову всестороннюю помощь и поддержку, и в августе 1989 года я отправился в Подольск воплощать в жизнь свою мечту, одновременно подготавливая тылы к возможному переезду Каспаровых. Решив все организационные вопросы, получив необходимую разрешительную документацию и договорившись с архитекторами, я вернулся ненадолго в Баку. Сдал квартиру государству, и предложил теще сделать то же самое, чтобы она могла пока пожить с детьми в Ростове. В Подольске мне была обещана служебная квартира, и со временем я собирался перевезти туда всю семью. Так и не добившись согласия тещи, я уехал к детям в Ростов, а затем в Подольск. 

Пока разрабатывалась проектная документация, я решил открыть шахматную школу, чтобы привлечь к занятиям юных подольчан. Желающих было так много, что тренерский штат школы пришлось стремительно расширять. Из того, первого набора выросло немало способных шахматистов, назову, к примеру, Ирину Закурдяеву и Яну Мельникову.